Переезд в Петербург разорил многих именитых москвичей
Андрей ЕПАТКО
Как известно, уходящий год знаменателен для Петербурга. Ровно триста лет назад он впервые принял на себя столичные функции, которые волею Петра I старая боярская Москва отдала городу на Неве.
Царя отговаривали
Сейчас трудно поверить в то, что Петра в свое время пытались отговорить от строительства города в невской дельте. Эта уникальная информация содержится в депешах польского посланника Иоганна Лефорта (1721 г.). Последний упоминает, что он общался с неким финским крестьянином, который в начале XVIII века служил «шпионом» у Петра Великого.
«Государь, – говорил ему этот человек, – вы не должны строить здесь город. Рано или поздно если не сами вы, то наследники ваши раскаются в этом. Через каждые десять или по большей мере двадцать пять лет в этом месте бывают такие страшные наводнения, что после них не остается в целости ни одно строение… Вы также намерены построить порт в этих местах, но корабли ваши погниют в нем в скором времени». Лефорт также добавляет, что именно эта причина останавливала шведов от замысла заложить на Неве крупный город. (Вероятно, Лефорт сравнивал относительно небольшой Ниен со Стокгольмом.)
Однако, как известно, царь не внял советам, и город, которому предстояло стать новой российской столицей, был возведен на невских берегах в кратчайшие сроки. Уже в 1710 году в Петербург потянулись из Москвы высшие чиновники и иностранные посольства. Царский двор же окончательно перебрался в город святого Петра несколько позже – в 1712 году. С этого времени Петербург ведет свой отсчет как новая столица России, хотя следует признать, что ни одного указа относительно переноса столицы из Москвы пока не обнаружено. Да и были ли они?
Любопытно, что это грандиозное событие произошло до присоединения земель к России по Ништадтскому мирному договору 1721 года. Таким образом, новая российская столица первоначально размещалась на территории, формально принадлежавшей другому государству! Петра, кажется, мало заботило то обстоятельство, что шведские корабли постоянно маячили «у ворот» Петербурга. 18 апреля 1712 года последовал царский указ о переселении из Москвы значительного количества жителей, которым предписывалось «строиться в Петербурге». В этом же документе Петр называл конкретные места по Неве, где должны были селиться бывшие москвичи.
Вероятно, именно эта дата, впервые зафиксированная в депеше британского посла Чарльза Витворта, и может считаться датой передачи Петербургу столичных функций. Кстати, сам посол удивлялся такому выбору русского монарха, сообщая в том же документе, что «Петербург по климату и положению представляет собою самое неприятное из когда-либо виденных мною мест».
Земля в белокаменной подешевела…
Несомненно, большинство москвичей безрадостно восприняли указ о переселении на Неву. Но Петру, если так можно выразиться, «повезло»: менее чем через месяц, 13 мая 1712 года, в Москве случился грандиозный пожар, в результате которого она на треть выгорела. Витворт сообщает, что в Москве сгорели 15 тысяч домов, не считая придворных строений. В итоге московской элите ничего не оставалось делать, как собирать оставшиеся пожитки и переезжать за 600 верст в Петербург.
В 1715 году Петр издал очередной указ о переезде «партии» москвичей в новую столицу. Это повлекло за собой большие затраты на перемещение сюда архангельской торговли, которую боярская знать всегда вела старым удобным путем по Северной Двине и Сухоне. Все это в итоге спровоцировало большое недовольство значительной части купечества. Ганноверский резидент в Петербурге Вебер упоминает, что немецкие купцы, ведшие торговлю через Архангельск и Вологду, подали Петру жалобу, в которой привели свои опасения относительно этой затеи царя.
Во-первых, купцы замечали, что если они будут держать значительное количество торговых людей в Петербурге, «где все впятеро дороже, то не останется никакой прибыли, а последует лишь бесконечное разорение». Во-вторых, немцы обращали внимание Петра на то, что почва в Петербурге настолько сырая, что пенька начинает гнить там уже через несколько месяцев, что также вводит их в убытки. В последнем пункте, поданном царю, купцы отмечали, что плавание по Финскому заливу крайне опасно. Позднее купцы просили у Петра отсрочки выплаты пошлин в связи с переносом торговли на берега Невы. Но царь не прислушался к их жалобам, и в итоге иностранцы, медлившие с оплатой долгов, оказались за решеткой.
К 1716 году, по словам Вебера, самые знатные московские семейства переселились в Петербург. Некоторые из вынужденных переселенцев жаловались монарху, что подобная перемена жительства лишает их двух третей состояния, поскольку они должны строить в Петербурге дома и платить наличными деньгами за все, что прежде доставалось им с доходов от их московских имений.
Правда, многие из бояр так и остались в Москве. По словам Вебера, жизнь в ней «вполовину дешевле, нежели в Петербурге, где все чрезвычайно дорого. После того как двор переехал в новую столицу, цена земли [в Москве] падает, и то, что прежде стоило 10 тысяч рублей, теперь продается лишь за четыре тысячи».
«Пока жив – не отпущу отсюда»
Вскоре ни у кого уже не оставалось сомнений, что Петербург – новая столица Российской империи. К 1718 году относится окончательный переезд дипломатического корпуса на берега Невы. Правда, недовольные москвичи время от времени беспокоили Петра. Например, британский посол в Петербурге Джемс Джефферсон описывает случай, когда царя, переезжающего на санях через Неву, окликнул некий мужик. Неизвестный сообщил, что хотел бы переговорить с царем с глазу на глаз, на что Петр заметил, что его окружают друзья, в присутствии которых можно говорить свободно. Однако странный собеседник настаивал на своем. Видя такое упорное желание говорить без свидетелей, царь вышел из саней и отошел с незнакомцем на несколько шагов от экипажа.
На вопрос Петра, откуда он и что желает сообщить, мужик отвечал, что приехал в Петербург спросить государя, «зачем он изволил совсем покинуть свою столицу Москву, которая совсем разорится вследствие его выезда». Царь стал расспрашивать мужика, почему это его так интересует и кто послал его в Петербург с подобными упреками, однако незнакомец не захотел ничего объяснять. Тем временем спутники Петра заметили, что встречный подозрительно держит левую руку за полой кафтана. Чтобы обезопасить монарха от возможного покушения, свита царя подошла поближе.
Далее посол сообщает, что как только царь уехал, мужик был тотчас арестован, так как «полагали, что он подошел к Его Величеству с недобрыми намерениями». К сожалению, Джефферсон более к этому случаю не возвратился, и теперь можно только гадать, что же действительно привело в Петербург странного «гостя» и был ли он так опасен для царя. Возможно, крестьянин в самом деле был подослан кем-то из старых московских бояр, желающих отомстить царю. «Они ее (новую столицу. – А. Е.) терпеть не могут, – писал о боярах французский министр Жак де Кампредон в 1721 году, – потому что жизнь вдали от их [московских] поместий для них и разорительна и ненавистна по отсутствию тех старинных обычаев и прав, которые им дороже всего на свете».
Петру, разумеется, было известно об этих настроениях, витавших среди бывших московских сановников, но, по словам того же Вебера, «они не производили на царя никакого впечатления». Кажется, лишь однажды царь дал волю своему гневу – в день своего рождения 30 мая 1719 года. Присутствуя на спуске 64-пушечного фрегата, Петр о чем-то беседовал со своими приближенными, пока неожиданно громко не произнес фразу, предназначенную как бы для всех собравшихся: «Знаю, что вы чувствуете отвращение к Петербургу и готовы поджечь его и флот, как только я помру, и возвратиться в вашу любимую Москву, но пока я жив – не отпущу вас отсюда и не дам забыть, что я царь Петр Алексеевич!».
Оставить комментарий